Вот у фонтанчика моет руки Профессор. Это его Соломон так назвал. Профессор ужасно умный, преподавал в институте, докторскую писал. Но не дописал вроде, ушел из института.

Его лучше не трогать. Он от этого волнуется и долго моет руки.

Он все время моет руки. Когда кончается мыло, он ворует хлорку у нашей уборщицы.

У него кожа на руках вся шелушится, покраснела. Иногда прямо до язвочек воспаляется. А накладывать мазь бесполезно. Он тут же идет мыть руки с мылом.

Вот такой чудак.

Говорят, он и по ночам встает руки мыть. Не знаю, не видела, я сплю со снотворным.

Зато нам с Соломоном он помогает разгадывать кроссворды. Ну очень умный!

А вот вышел на крыльцо наш Главный — Самуил Карпович. И еще дама с высокой прической. Наверное, его новая помощница, потому что тоже в халате.

Пойду поближе, послушаю.

Самуил Карпович приобнимает даму за талию и рассказывает:

— Ну вот, Светочка Михална. Вот такой фронт работ, как видите.

…Вон там за лавочкой спрятался Соломон. Если не можете его найти, спросите у Гертруды. Он у нас безобидный. Смеется много. Но это проходит. А если нет, вы знаете, что делать.

…Вот это Сима Прокофьевна. У нее оба сына погибли в автокатастрофе. А больше нет никого. Ну, вот она и здесь теперь. Всё письма сочиняет…

…Николай Петрович, шахматист. Полный отрыв от реальности. Кроме шахмат ничего не воспринимает. Жена его навещает. Подумываем выписать его на домашний режим с наблюдением.

…Иван Шулимов. Перешел к нам из интерната для неполноценных детей. Послушный очень, не проблемный. Лечить не лечим, так, присматриваем.

…Вон там Лиза рисует что-то, видите, которая в бантах? Лизе сорок девять. Она воспринимает себя неполовозрелым ребенком. Довольно типичный случай.

…«Профессор» у фонтанчика — на самом деле Корнилов Игорь Геннадьевич. Слышали? Да-да, тот самый. Редкая разновидность осознанной рипофобии. Он сам все понимает. Кстати, можете с ним консультироваться по многим вопросам. Очень толковый… Жалко прямо.

…А вот это, собственно, Рут… Подождите минутку, Светочка Михална, сейчас мы продолжим…

— Друзья мои, попрошу всех возвращаться в корпус! Время полдника! Прогулка закончена! — Самуил Карпович смотрит на меня доброжелательно. — Гертруда, тебя это тоже касается.

— Ха-ха! Гертруда! — Соломон заливается смехом и тянет меня за рукав.

Мы идем по длинному коридору к столовой…

Я и так знаю, что Главный сейчас расскажет Светочке. Что я якобы выбросила младшего брата из окна. Что я уже много лет не разговариваю. Что у меня немотивированные приступы агрессии. А я просто не люблю, когда кто-то сильно волнуется.

Мы с, Соломоном садимся у окна. Это наши места. Я подвигаю к себе чашку бледного чая, окунаю в него палец — чай почти остыл — и вспоминаю маму.

Мама вот тоже сильно волновалась. А я хотела как лучше. Написали — сердце… Зато всем теперь хорошо. Все спокойны.

Потому что не надо волноваться. Не надо.

Еще слаще

Она сидела у самого окна, помешивая ложечкой бледный чай, глядя поверх чашки, куда-то между сахарницей и букетом поникших ромашек в уродливой керамической вазочке.

Мимо окна проходили редкие прохожие, проезжали машины.

Она взяла еще один кубик сахара и опустила в чай.

На другой стороне улицы вислоухая собака, привалившись боком к стене, сосредоточенно выкусывала блоху из хвоста.

— Мам!

Она вздрогнула, ложечка звякнула о чашку.

Девочка лет пяти, стриженная под мальчика, с большими пластмассовыми бусами на шее, сидела рядом, комкая угол скатерти.

— Ма-ам! — Она тронула женщину за локоть. — Ну пошли уже, а?

— Да-да, сейчас, — легко согласилась та и взяла еще кубик сахара.

Девочка тяжело вздохнула, откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. Бусины сухо стукнулись друг о дружку.

Мимо окна медленно прошла полная дама в цветастом платье, толкая перед собой коляску с сидящим малышом. Он был упитан, розовощек и смешно морщил лоб, пытаясь двумя руками стащить с себя вязаную пинетку.

— Мам, — оживилась девочка, — а ты теперь братика мне родишь или сестричку?

— Что? — Женщина медленно повернула голову, словно выныривая из густого тумана.

На другой стороне улицы какой-то мужчина трепал собаку по голове, она благодарно виляла хвостом и тыкалась ему в ноги.

— Почему ты не пьешь чай? — вместо ответа спросила женщина и погладила девочку по голове.

— Не хочу. Я хочу домой. — Девочка пыталась уклониться от маминой руки.

Женщина посмотрела на часы, потом на унылые ромашки в вазе, потом в окно…

Она разгладила рукой складку на скатерти, взяла еще кусочек сахара и занесла его над чашкой.

Собака на другой стороне улице увязалась за мужчиной, а он кричал на нее и махал руками. И даже делал вид, что поднимает с земли камень, чтобы бросить.

Девочка смотрела на кусочек сахара и думала: «Если я буду считать до ста и мама успеет положить только один кусочек сахара в чашку, то у меня родится братик. А если успеет два — то сестричка».

На секунду все вокруг замерло: машины на дороге, люди на тротуаре, собака, поджавшая хвост, мужчина, кричащий на собаку…

«Раз, два, три, четыре…»

Девочка старалась считать очень медленно. Ей хотелось сестричку.

Женщина вдруг выпрямилась, выдохнула и сказала:

— Ладно, пойдем уже.

И положила кусочек сахара обратно в сахарницу.